В 50-60-е годы многие тренеры считали: чем больше команда тренируется, тем лучше она играет. Однако можно провести на поле три часа, не получая при этом должной нагрузки, а можно плодотворно поработать 45-50 минут. В основу было положено повышение интенсивности тренировок при уменьшении их длительности.
При этом необходимо было учитывать особенности восстановительного периода, теоретически смоделировать и практически обосновать модель тренировочного занятия с заранее известными ответными реакциями организма футболиста. К работе подключали ученых с наработками в смежных областях — академика Глушкова, профессоров Зимкина, Чаговца, Яковлева. Совместными усилиями были достигнуты результаты, аналогов которым в мире на то время не было.
У нас с Валерием Васильевичем был ежедневный контакт, постоянные рабочие дискуссии, которые позволяли максимально эффективно воплощать теорию в практику. Лобановский специально для меня в клубе ввел должность «тренер по научной работе». В дальнейшем масштабы и объемы работы только возрастали.
Тренировались мы с удовольствием, потому что нам объяснили, для чего это все нужно: все-таки одно дело заставлять футболиста что-то выполнять, а другое — убедить его в том, что это необходимо. Естественно, процесс пошел — тем более команда уже была готова, как следует укомплектована...
Бунт был, и мне приятно отметить, что действовал наш коллектив открыто: мы не прятались, не шептались, не жаловались кому-то, а на тренировочной базе в Конче-Заспе засели (туда люди из ЦК партии приезжали, и по этому поводу свое мнение мы им высказывали).
О чем говорить, если я, например, имея тогда, в 28 лет, игровой вес 76 килограммов, в этих матчах на поле с 72-мя выходил. Минус четыре кг — это явление ненормальное. Высказали, в общем, друг другу наболевшее — и все, и Лобановский, между прочим, изменился. Он же человеком был, причем весьма эрудированным, и как личность, как специалист выводов не сделать, не извлечь пользы из такой ситуации не мог...